Наука и образование
Впервые я, наверное, увидела его во сне. Видимо, очень давно: может
быть еще в детстве? Не знаю случая, когда он и в самом деле появился у
нас, я ничуть не удивилась. Это как-то само собой разумелось, что он,
наконец, появится.
Его голос сразу наполнил прихожую, зазвенел, летая между стеклянными
шарами люстры, и выплеснул на кухню. Смуглая тонкая рука с длинными
пальцами и узким запястьем, увитая синими тенями дверной ручки,
выключателей и вешалки гардероба. Он был худ, на лице выделялся только
длинный нос и бездонные оконца глаз, скрытые бликами стекол очков.
Свободный свитер скрадывал очертания тела, тоже худого и жилистого. И,
видимо, это его слегка смущало - глупые мужчины почему-то так переживают
из-за своей мускулатуры, не понимая, что это как раз и не очень важно.
Конечно, кому как, но у нас в семье всегда предпочитали эстетику и
изящество мускульной силе - и хоть я небольшой знаток красоты мужских ног,
но эти... Как нетерпеливо и легко они двигались, в них чувствовались
тонкость кости и скрытая сила, неожиданное и точное движение позволяло
даже торопясь ступать непринужденно, и это, право, трудно выразить
словами. Кажется, что они живут своей, отдельной жизнью, и он при всем
желании не смог бы заставить их сделать что-либо дурное или некрасивое...
Я не знаю точно, как выглядят герои легенд, принцы, доисторические
коты в сапогах, - может быть, так? Он поздоровался и прошел дальше по
кухне (приходил к нам по какому-то делу). А я, так и не поднимая глаз от
пола, вышла в комнаты, думая о том, что едва ли он расслышал мой тихий
ответ. В тот вечер я долго молча сидела перед телевизором, не совсем
понимая, что там происходит и рассеянно оглядываясь на вопросы домашних.
По-моему, они решили тогда, что я просто заболела. Сами того не зная, они
были правы. И эта болезнь имела имя.
С того дня прошел уже почти год. Он часто бывает у нас. Его взгляд и
голос первое время чуть не сводили меня с ума, а прикосновения жилистой и
тяжелой (но с такими нежными пальцами!) руки просто бросали в дрожь. А он,
кажется, просто не воспринимал меня всерьез. По воскресеньям я с самого
утра ждала, когда он ворвется в нашу огромную сонную квартиру и,
поздоровавшись со всеми, обнимет меня и оторвет от пола, закружив по
комнате. Радостно скажет: "Здравствуй, моя милая девочка!" - и, приникнув
лицом к моему затылку, прошепчет: "Прелесть моя!"... Потом, обсудив на
кухне свои дела, пока там убирают со стола и моют посуду, иногда может
зайти в мою комнату, где я одна (двери у нас закрывают), и присесть с
чашечкой кофе в руках на диван рядом со мной. Нежно и легко не то
погладив, не то просто коснувшись моей шеи (это у него выходит так просто
и естественно, что не возникает и тени неприличия от нарушений
условностей) и глядя мне просто в глаза своими теплыми зеленоватыми
глазами, он мог, чуть улыбаясь, запросто спросить: "Как дела, киска?" И я
трепетно ждала его прикосновений, я была готова все что угодно ему отдать,
но... Но он говорил что-то еще, допивал свой кофе и уходил. Кофейный
аромат напоминал мне его, я даже стала пить кофе, хотя раньше терпеть не
могла эту гадость. Он уходил и приходил опять, они о чем-то говорили,
смеялись, шуршали бумагой. Иногда я, заходя на кухню, видела, что он пьет
горячий чай, и по влажно блестящим пепельным волосам и румянцу,
проступившему на скулах, я понимала - он принимал ванну. Я представляла
струи воды на его гладкой бронзовой коже, изгибы тела, мыльную пену,
ползшую по животу и оставлявшую за собой чистую кожу, его одежду на полу.
Это приводило меня в ужас, но в груди сладко, изнемогающе ныло. Я очень
боялась, что они заметят мое смущение. Тогда я, старательно глядя в
сторону, слишком правильно ступая, проходила мимо стола, за которым они
сидели, стараясь думать о чем-нибудь постороннем.
Часто они подолгу и молча сидели одни в комнате, изредка
приглушенными и странными голосами что-то говоря друг другу. Если я
заходила в комнату (как я боялась что-то сделать не так и разочаровать
его!), он, глянув на меня, улыбался, и сердце чуть не выскакивало у меня
из груди, оно билось у горла. Но счастливой я чувствовала себя только
несколько секунд - они явно ждали, когда я уйду, чтобы продолжить беседу.
Да, это, конечно, стыдно, но когда он уходил, я, бывало, прижимаясь к его
рубашке, оставленной в ванне, думала о нем. А когда он снова был тут,
пыталась делать вид, что он мне безразличен, что просто мне с ним весело.
И чего-то ждала, ждала...
Сегодня я опять смотрю на него не в силах вымолвить те жаркие и
нежные слова, которые распирают мне грудь и увлажняют глаза. Я мечтаю о
его любви, я готова оставить все и пойти за ним - пусть только позовет. А
он...он опять присел ко мне на диван с чашкой в руке, гладит меня по
полосатой спине и чешет за ухом, когда я сворачиваюсь клубком у его
колена. Я чуть шевелюсь, мое дыхание становится хриплым и нежным; наконец
я пригреюсь и заурчу, прикрыв глаза. От нежности мои лапы будут чуть
подрагивать, обнажая острые коготки, которые ему так нравятся. Он снова
говорит мне ласковые слова, и я не знаю точно - сплю я или нет? Но все
равно я знаю другое: он ходит к моей так называемой "хозяйке", к той, что
живет со мной в этой квартире. Он любит не меня...
|
