он слышал, как дождь
  непрерывно бил в окно кухни. Это были умиротворяющие звуки, но он думал о
  том, что подвал был совсем не умиротворяющим, что там что-то есть в темноте.
  Это, конечно, было глупо, так говорил отец, и мама так говорила, и - что
  даже важнее - так говорил Билл, но все-таки...
   Он не любил даже открывать дверь, чтобы включить свет, потому что его не
  покидало ощущение - это было так чудовищно глупо, что он никому не
  осмеливался рассказать такое, - что пока он нащупывает выключатель, какая-то
  ужасная когтистая лапа тихонько ложится на его руку - а затем резко
  вдергивает его в темноту, которая пахнет грязью и сыростью, и бесцветными
  гнилыми овощами.
   Глупо! Не было ничего такого дико злобного, волосатого с когтями. Время
  от времени кто-то сходил с ума и убивал множество людей - Чет Хантли
  рассказывал о таких вещах в вечерних новостях, - и конечно же были
  коммунисты, но не существовало жившего в подвале чудовища. И все-таки мысль
  о нем свербила. В те бесконечные минуты, пока правая рука его тянулась к
  выключателю, левая в это время судорожно хваталась за дверной косяк,
  казалось, что подвальный запах заполняет весь мир. Сейчас запах грязи,
  сырости и гнилых овощей сольется в безошибочный неотвратимый, запах - запах
  чудовища, апофеоза всех чудовищ. Это был запах чего-то такого, чему не было
  названия: запах ЕГО, затаившегося перед прыжком - и его, готового к прыжку.
  Существо это чем-то