питалось, но особенно изголодалось оно по человечине, по
  мясу мальчика.
   В тот день он открыл дверь и потянулся к выключателю, одновременно
  держась, как обычно, мертвой хваткой за дверной косяк. Глаза его были в
  тревоге закрыты, кончиком языка он увлажнял пересохшие губы - так измученный
  жаждой корешок нащупывает воду в пустыне. Смешно? Наверно. Эх, ты!
  Смотрите-ка, Джордж! Джордж боится темноты! Что за ребенок!
   Звуки пианино доносились из той комнаты, которую папа называл гостиной, а
  мама - залом. Музыка звучала как будто из другого мира, издалека - так
  должен звучать разговор и смех для измученного, борющегося с встречным
  течением пловца. Его пальцы нашли выключатель. Щелк! - И ничего. Никакого
  света!
   Вот те на! Электричество!
   Джордж отдернул руку, как от корзины, наполненной змеями. Он шагнул в
  разверстую дверь подвала, сердце у него в груди учащенно билось.
  Электроэнергии не было, конечно, - он забыл, электроэнергию отключили. Бог
  ты мой! Что теперь делать? Идти назад и сказать Биллу, что он не может
  достать коробку с парафином, в темноте, он боится, ведь ЧТО-ТО может
  схватить его, пока он стоит на лестнице в подвал, ЧТО-ТО такое, что
  заграбастает его, намного страшнее комми или убийцы? ОНО просто размажет
  часть его "я" по ступеням лестницы? Другие ох и посмеялись бы над такой
  нелепой фантазией, но Билл, он смеяться не станет. Билл взбесится и скажет:
  "Стань взрослым,