янувшиеся на свежей зеленой траве;
  яркие куртки; нежно-голубое небо, древние камни и зеленеющий плющ...
   На мгновение всплыло воспоминание о том, как в нем зародилась страсть к
  путешествиям. Кража в общежитии, обвинение, исключение и позор; а через три
  года - огромный срок, чтобы шраму навсегда сгладиться, - его отыскали и
  сообщили, что виновника нашли через неделю после его отъезда. Ожившее
  воспоминание вновь вызвало приступ стыда и робости, желание каяться первому
  встречному.
   Но это прошло. Исчезло, а воздух полнили весна, надежда и запах влажной
  земли. Высокие-высокие, быстро бегущие облака изредка отбрасывали тень на
  мостовую и на лужайки; ветерок резвился у самой земли, извлекая на свет
  божий остатки осени, - он выметал листья из потайных уголков, гнал их по
  лужайкам, бросал их горстями в стволы деревьев - этим листьям суждено
  исчезнуть, а затем вскормить собой новый урожай.
   Нет, почти ничего не менялось в этой тихой и самодовольной Мекке наук.
  Двадцать пять лет тому назад Франклин Лоури, его отец, прогуливался по этой
  вот улице; а за двадцать пять лет до него то же самое проделывал Эзекия
  Лоури. И все они совершали сей ритуал не однажды, а чуть ли не каждый день
  своей зрелой жизни, а потом их, усопших, в катафалке везли этим же путем. И
  только Джеймс Лоури нарушил семейную традицию, впрочем, Джеймс Лоури со
  свойственной ему невозмутимостью, а подчас и упрямством, нарушал