л многие
  традиции. Он был первым Лоури, запятнавшим эту фамилию потомственных ученых,
  и уж, конечно, первым Лоури, которым овладела охота к перемене мест. И
  ребенком-то он был со странностями; не то чтобы трудным ребенком, а именно
  со странностями.
   Упрятанный от жизни в огромном доме, похожем на величественную гробницу,
  где всякое произнесенное вслух слово состояло не менее чем из трех слогов и
  где ему оказывали внимание главным образом посредством восклицания "тише!",
  Джеймс Лоури поневоле создал собственный мир - хрупкий мир фантазий и грез.
  Если бы он захотел заглянуть в этот старый профессорский особняк, то
  наверняка бы нашел там своих друзей детства, припрятанных под досками
  равнодушным настилом, покрывавшим и пол чердака: Свифт, Теннисон, Кэрролл,
  Верн, Дюма, Гибсон, полковник Ингрэм, Шекспир, Гомер, Хайям и безымянные
  создатели мифов и легенд всех народов были его советчиками, друзьями,
  товарищами по играм, они - среди пыли и хлама - уводили его к самому себе -
  большеглазому мальчику с перепачканным вареньем и чердачной паутиной лицом.
  И все же, думал он, шагая под теплыми лучами весеннего солнца, он тоже будет
  вот так прогуливаться по этой улице: мимо магазинов с флажками в витринах,
  мимо студентов в ярких куртках, мимо старых вязов и древних стен, и,
  вероятно, его тоже повезут в катафалке по этой мостовой к месту упокоения
  рядом с его высокочтимыми пращурами.
   В жизни мне