ртей, и приговорил к трем
  пожизненным заключениям. Это исключало для меня любую возможность
  амнистии. Судья назвал совершенное мною "чудовищным, невиданным по своей
  гнусности и отвратительности преступлением". Может, так оно и было на
  самом деле, но теперь все в прошлом. Вы можете пролистать пожелтевшие
  подшивки газет Касл Рока, где мне посвящены большие заголовки и
  фотографии на первой странице, но, ей-богу, все это детские забавы по
  сравнению с деяниями Гитлера и Муссолини и проказами ФБР.
   Искупил ли я свою вину, спросите вы? Реабилитировал ли себя? Я не
  вполне знаю, что означают эти слова и какое искупление может быть в
  тюрьме или колонии. Мне кажется, это словно политиканов. Возможно,
  какой-то смысл и был бы, если бы речь шла о том, что у меня есть шанс
  выйти на свободу. Но это будущее - одна из тех вещей, о которых
  заключенные не позволяют себе задумываться. Я был молодой, красивый и из
  бедного квартала. Я подцепил смазливенькую и неглупую девчонку, жившую в
  одном из роскошных особняков на Карбин Стрит. Ее папенька согласился на
  нашу женитьбу при условии, что я стану работать в оптической компании,
  владельцем которой он является, и "пойду по его стопам". На самом деле
  старикан хотел держать меня под контролем, как дикую тварь, которая не
  достаточно приручена и может укусить хозяина. Все это вызывало у меня
  такую ненависть, что когда она скопилась, я совершил то, о чем теперь не
  жалею. Хотя если бы у меня был шанс повторить все