мо на тебя,
  ужасная, неощутимая тяжесть трупа.
   Поборов раздражительность, Спенглер положил руку на дверную
  пластинку.
   Ему пришлось довольно долго ждать, пока дверь приоткрылась. Пембан в
  домашней куртке и брюках, мигая, глядел так, как будто он только
  проснулся.
   - О, господин уполномоченный. Входите, пожалуйста.
   Спенглер сказал с сомнением в голосе:
   - Я боюсь, я потревожил вас. Мой вопрос несрочный. Я поговорю с вами
  завтра.
   - Нет, что вы, пожалуйста, проходите, господин уполномоченный. Я рад,
  что вы пришли. Я как-то плохо себя чувствовал, сидя здесь один.
   Он закрыл дверь за Спенглером.
   - Выпьем? У меня еще осталось полбутылки виски и целая бутылка
  содовой.
   При мысли о виски в желудке Спенглера стало неспокойно. Он отказался
  и присел на кресло.
   На столе перед шезлонгом было разложено несколько листов бумаги и
  лежала инкрустированная старинная электроручка.
   - Я как раз писал письмо своей жене, - пояснил Пембан, проследив за
  взглядом Спенглера. - Или вернее будет сказать, пытался писать... - Он
  улыбнулся. - Я не могу рассказать ей ничего важного, не нарушая
  секретности. И я знаю, что я, скорее всего, вернусь на Ганимед еще до
  того, как туда придет это письмо после снятия эмбарго. В любом случае в
  этом занятии мало смысла. Но все же это хоть какое-то времяпрепровождение.
   Спенглер кивнул.
   - Очень жаль, что мы не можем отпустить