лодным, ничего не выражающим, - то
  есть, нормальным для нее. Она смотрела на него из рамки экрана с
  выражением, которое почти никогда не менялось: прямо, серьезно,
  напряженно-внимательно, восприимчиво. Ее кожа и глаза были так чисты, ее
  эмоциональные реакции были такими обдуманными и мертвенно-бледными, что
  она казалась совершенно, почти абстрактно нормальной: персонифицированный
  тип, символ, математическая фикция. Все, что она делала, было изысканно и
  приглушенно: ее жест, движения, ее редкий смех. Само ее лицо как бы
  представляло модель, которая соответствовала понятию среднего человека об
  аристократии.
   Разумеется, именно поэтому Спенглеру и хотелось владеть ею.
   В этом - и только в этом - отношении она была в точности тем, чем
  казалась внешне. Плантеры представляли собой одну из самых древних,
  наиболее сильных, неопровержимо патрицианских семей в Империи. Без такого
  союза, и Спенглер это болезненно осознавал, он мог продвинуться, насколько
  позволяли его способности - то есть немного дальше, чем мог надеяться
  менее решительный человек. С ней, если он приложит усилия, его дети
  получат по праву рождения все то, за что ему приходилось так бороться,
  чтобы получить.
   Почти во всех остальных отношениях Джоанна была зеркалом иллюзий. Она
  казалась холодной и выдержанной, но не была таковой, она была просто
  напуганной. Именно страх замедлял и подвергал внутренней цензуре