зыкальный автомат и пожал плечами. "А, ничего
  страшного. Это просто тело какого-то парня, разорванное на части для вас и
  для многих других, -- объяснил он. -- У нас здесь не какая-то мелкая
  операция, мы занимаемся масс-культурой, крошка".
   Затем он протянул руку, ущипнул ее за сосок на правой груди -- довольно
  грубо, между прочим, -- и ушел. Когда Мэри снова взглянула на музыкальный
  автомат, то увидела, что он наполнен кровью и смутно видимыми плавающими
  предметами, подозрительно похожими на человеческие органы.
   Может быть, пока воздержаться от прослушивания альбома Лу Рида,
  подумала она. Но в луже крови за стеклом на проигрыватель опустилась
  пластинка -- словно в ответ на ее мысль, -- и Лу начал петь "Полный автобус
  веры".
   Пока Мэри снился этот все более неприятный сон, дорога становилась все
  хуже и хуже. Ухабы делались все более частыми и наконец слились в один
  сплошной ухаб. Альбом Лу Рида -- весьма продолжительный -- закончился, и
  включилась перемотка. Кларк не заметил этого. Приятное выражение лица, с
  которым он начал день, теперь полностью исчезло. Его рот уменьшился до
  размеров бутона розы. Если бы Мэри бодрствовала, она сумела бы много миль
  назад убедить его повернуть обратно. Он знал это, равным образом знал, как
  она посмотрит на него, когда проснется и увидит эту узкую полоску
  раскрошенного асфальта. Назвать ее дорогой можно только в самом
  снисходительном смысле слова. Сосновые леса