настороженность, кошачья опасливость и, к
  слову, тоже неуважение и пренебрежительность.
   Сейчас в ее "вы" наличествовали:
   во-первых, легкая обида, поскольку Свен принял как должное ее
  восхищенное удивление на "ты";
   во-вторых, столь же легкое раздражение, рожденное от ослиного упрямства
  Свена, не разбавленного ни крохой земного юмора: инопланетянин,
  инопланетянин, сто раз инопланетянин;
   в-третьих, напряженное ожидание: что он потребует взамен? не душу ли
  Зойкину шибко бессмертную?
   Да, конечно, еще и страх - в-четвертых.
   Все-таки был он, имел незаконное место - подспудно-необъяснимый страх
  перед Чудом, которое произошло на глазах и которое трудно оприходовать по
  научному ведомству. Если про телепатию Зойке, повторим, случалось не раз
  читать даже в солидных изданиях, то прорицательство теми же солидными
  изданиями начисто отметалось. А тут - налицо. А может - не налицо? Может,
  тайно позвонил он домой директору и заму, пока по утрянке "Липтон" дул?
  Позвонил, выяснил все про их здоровье, вернее, про нездоровье, а Зойке
  выдал как откровение?
   Как бы было славно, коль было бы так, та-ра-рара главной па-ра-ра-атак!
  Еще стихи.
  
  
   - Чем могу? - повторила она. - Помнится, я не должна мешать. Хотелось
  бы знать - _чему_?
   - Узнаете, узнаете, - рассеянно заметил Свен.
   Он, казалось, был уже совсем в другом месте, он, казалось, куда-то
  нуль-транспортировался, но взял