ом, чем трагедиями Софокла или мудростью Платона. Без сомнения, было
  крайне глупо мечтать, что мы могли преобразовать свет, тем не менее самый
  закоренелый циник вряд ли станет отрицать, что отрадно оглянуться назад, на
  дни юности, когда, быть может, только один раз в жизни он имел благородные
  стремления. Лампа горела скверно, и мне пришлось заправить ее прежде, чем
  приступить к чтению письма моего друга.
   В следующей комнате кто-то играл на скрипке, и играл хорошо. Нежные звуки
  лились из-под смычка, и я слушал, безотчетно радуясь. Ослабев от голода, я
  впал в какое-то состояние, доходившее до оцепенения, и проникающая мелодия,
  вызывая во мне эстетичные и сладостные чувства, укротила на мгновение
  ненасытное животное, требующее пищи.
   - Играй, играй! - пробормотал я, обращаясь к невидимому музыканту. - Ты
  упражняешься на своей скрипке, без сомнения, для заработка, поддерживающего
  твое существование. Возможно, что ты какой-нибудь бедняга в дешевом
  оркестре, или, может быть, даже уличный музыкант, принужденный жить по
  соседству с "джентельменом", умирающим от голода; у тебя не может быть
  надежды когда-нибудь войти в моду и играть при дворе; если же ты надеешься
  на это, то это безумно! Играй, дружище, играй! Звуки, что ты извлекаешь,
  очень приятны и заставляют думать, что ты счастлив, хотя я сомневаюсь в
  этом. Или и у тебя пошло все прахом?
   Музыка стихала и становилась жалобнее; ей теперь аккомпанировал шум града
  по оконным стеклам. Ветер со свистом врывался