заставляло меня
  молчать и не открывать своего присутствия. Тем временем высокий незнакомец
  сделал шаг или два вперед, и звучный голос с оттенком иронии окликнул меня
  по имени:
   - Джеффри Темпест, вы здесь?
   Почему я не мог ответить? Странное и неестественное упрямство связало мой
  язык, и, скрытый во мраке моего жалкого литературного логовища, я продолжал
  молчать. Величественная фигура придвинулась ближе, и мне показалось, что она
  вдруг как бы покрыла меня своей тенью. И еще раз голос позвал:
   - Джеффри Темпест, вы здесь?
   Из чувства стыда я не мог более так оставаться, и с решительным усилием
  сбросил с себя эти странные чары, делавшие меня немым, и, точно притаившийся
  в глухом убежище трус, несмело вышел вперед и стал перед моим гостем.
   - Да, я здесь, - сказал я, - и, будучи здесь, стыжусь такого приема. Вы,
  конечно, князь Риманец: я только что прочел вашу записку, уведомляющую меня
  о вашем визите, но я надеялся, что, найдя комнату в темноте, моя квартирная
  хозяйка решит, что меня нет дома, и проводит вас обратно вниз. Вы видите, я
  совершенно откровенен!
   - Действительно, - ответил незнакомец, и его густой голос вибрировал
  серебристыми звуками, скрывая насмешку. - Вы так откровенны, что я не могу
  не понять вас. Вы досадовали на мой сегодняшний визит и желали, чтоб я не
  пришел!
   Это разоблачение моего настроения звучало так резко, что я поспешил
  отрицать его, хотя и сознавал, что это была правда. Правда даже в мелочах
  всегда кажется неприятной!
   - Пожалуйста, не