одолжали стрекотать, ну совсем как сверчки, колокола -
  позвякивать. Никуда не делся и стук. Словно кто-то размеренно колотил
  кулаком по двери. Или по крышке гроба.
   Что-то здесь не так, подумал Роланд. Берегись, стрелок, за
  воротами затаилась опасность.
   Но он повел Топси вперед, через ворота с засохшими цветами, на
  Главную улицу. На веранде торговой лавки, где обычно собираются
  старики, чтобы обсудить виды на урожай, политику и выходки молодых,
  стояли лишь пустые кресла-качалки. У одного, словно выпавшая из
  обессиленной (или отрубленной) руки, лежала курительная трубка.
  Пустовала и коновязь у "Веселого поросенка". Окна салуна напоминали
  черные дыры. Одну половинку двери, сорванную с петель, кто-то
  аккуратно прислонил к стене. Вторая наполовину приоткрылась. На
  зеленую дверцу щедро плесканули чем-то темно-красным. Роланд решил,
  что это не краска.
   Ворота конюшни стояли нетронутыми, зато от нее самой остались одни
  головешки. Пожар, должно быть, случился в дождливый день, подумал
  стрелок, иначе выгорел бы весь город.
   Церковь стояла по его правую руку, на полпути к городской площади.
  Зеленые газоны отделяли ее с одной стороны от Дома собраний, а с
  другой - от маленького коттеджа, в котором жили священник и его семья
  (если, конечно, эта секта Христа разрешала своим шаманам жениться и
  иметь детей; были и такие, безусловно,