жены, и когда роман этот наскучил мне, она отомстила клеветой!
   Не знаю, стали ли они друзьями после этого, но неожиданное разъяснение
  обдало холодом.
  
   Два родственника сидели вместе.
   - Я создан был для стихотворения, - говорил один из них. - Мои первые
  произведения имели громадный успех! - Знаю это лучше тебя, ответил другой. -
  Я же писал критику о них во всех журналах.
   - Ты?! Трудно же было тебе это сделать.
   - Конечно, но я любил тебя так горячо, что все было мне нипочем.
   Номер первый стал задумчив и после непродолжительного молчания сказал:
   - Я был в моде, но вдруг критика изменилась, и, несмотря на все старания,
  я не мог уже найти издателя для своих творений.
   - И это могу объяснить тебе: твоя мать говорила, что ты не имеешь ни
  малейшего авторского дарования, между тем как способности твои к торговле
  несомненны. Она умоляла меня со слезами спасти тебя от погибели. Я понял,
  что она права, и принял всевозможные меры, чтобы уничтожить твою
  литературную славу. Таким образом ты стал хорошим торговцем и патриотом.
   - И попал в ад! Был ли бы я здесь, если б не помешали моему назначению!
   - Не могу ответить на этот вопрос. Не знаю, открыла ли бы тебе поэзия
  двери рая. Но знаю, что я хлопотал о твоем благе.
   Торговец-поэт отвернулся с негодованием от него.
  
   Два монаха разговаривали между собою.
   - Скажи мне, как попал ты в монастырь? - спрашивал один из них.
   - Очень просто. Я любил Лизеллу Нери, она отвергла меня, я удалился