орить о своем желании посетить гроб Господень. О! Как
  глубоко чувствовал я, что не стоил ее! Я искал красоты и УДОВОЛЬСТВИЯ, а эта
  детская душа была чиста, как кристалл. Время уходило. Мать моя посоветовала
  мне ехать в чужие края на несколько лет, утверждая, что после разлуки я
  лучше оценю свое счастье. Кстати, и по делам мне нужно было отлучиться, и я
  простился с Лили. Она, рыдая, бросилась мне на шею; силой оторвали ее от
  меня. Трогательны были письма от нее, написанные, казалось, ангельской
  рукой, - так было чисто, возвышенно их содержание. После долгого отсутствия
  я наконец возвратился и нашел в ней разительную перемену: из ребенка она
  развилась в женщину, исполненную красоты и чар. Услышав свое имя, она
  бросила на меня взгляд любви и радости, и этот один мгновенный взор открыл
  мне всю ее душу. Я был счастлив, но в то же время и мучился, сознавая, что
  привязанность ее ко мне так же похожа на мою страсть к ней, как небо на ад.
   Для нее составляло действительно то, что для меня было суетою-сует! Мою
  мать тревожила мысль, что Лили привыкла смотреть на меня как на брата и
  потребовала, чтоб я жил отдельно. Я повиновался и дал ей обещание не
  говорить молодой девушке о любви, пока не минет ей семнадцать лет.
   При редких свиданиях Лили стала как будто стыдиться меня, но и это имело
  свою прелесть. Ее здоровье было слабо, и для поправления его мы решились
  поехать втроем на год в более благоприятный климат. Путешествие это было
  лучшими минутами