отдохнуть! Отдохнуть?! Ах! Для меня не существует уж отдыха! Зачем был я так равнодушен? Зачем жил между небом и адом? Зачем не опомнился раньше? За несколько месяцев, даже недель было бы время спастись! Зачем ждал я до последней минуты, не уверовал раньше? Я погубил себя лично, и п
  олучил по заслугам награду! Я был так уничтожен, так несчастлив, а плакать не мог! Хотя бы найти одну слезу! Я надрывался, напрасно силился, чтобы в рыдании излить свое горе; все мое существо было измучено этой напрасной борьбой... Вдруг послышался мне незнакомый голос: передо мной стояла молодая женщина с ребенком на руках.
   - Напрасный труд, - сказала она мне с выражением глубокой печали на лице, - я сама не раз пыталась плакать, но здесь нет слез!
   Я чувствовал справедливость ее слов. Бывало, я мог плакать и не хотел, теперь я хотел, но увы, уж не мог! Она села подле меня, держа на коленях ребенка, и смотрела на него с выражением глубокой нежности и раздирающего горя. После короткого молчания она снова обратилась ко мне.
   - Не правда ли, - сказала она, - ребенок спит, он не умер?
   Я видел, что было мертвое лицо, но не имел духу сказать ей это, и ответил:
   - Конечно, спит. Дети всегда спят!
   - Конечно, спит, - повторила она и начала тихонько укачивать младенца.
   Я вздрогнул от звука собственного голоса, который слышал в первый раз.
   - Говорят, я убила его, - продолжала женщина, - ведь это пустая болтовня?
   Может ли мать умертвить собственного ребенка? - и она судорожно прижала
  его к своей груди. Я не мог долее