и на какую другую.
   Я проснулся ночью, ложе мое походило на секционный стол в лаборатории
  уличных ламп. Я лежал, вытянувшись и не в силах вернуться к жизни. Потом я
  вспомнил: меня разбудил потусторонний, приснившийся крик дверного звонка.
  Было четыре часа ночи.
   Когда я открыл входную дверь, она стояла, прислонившись спиной к
  стене. Волосы ее путано свешивались, покрывая плечи. Ее трясло. Она подняла
  руку, показала мне ладонь. Она ничего от меня не ждала, она пришла потому,
  что ей некуда больше было идти.
   Сидя на кухне за столом, Женечка поминутно вздрагивала, будто от
  холода. Я налил ей остывшего чаю. Она боялась пить.
   - Пей, - сказал я.
   Она испуганно посмотрела на меня.
   - Не бойся, я тебя больше не ударю.
   Она отвернулась к стене. Похоже было, что она просто разучилась пить
  из чашки. Я положил ей руку на маленькое вздрагивающее плечо. Она
  потянулась своей рукой и залезла мне между пуговицами под рубашку. Рука у
  нее была стылая.
   - Это нельзя, - сказал я. - Пей.
   Женечка отняла руку и взяла ею чашку, поднесла к лицу. Она была
  красива, мертвая девочка, дующая в теплую жидкость, широко раскрывшая
  зацветшие сливовой синью глаза.
   - Куда ты пойдешь? - спросил я.
   Она показала свободной рукой в стену. Рука стала хамелеонить, почти
  сливаясь с узором обоев. Она поднесла чашку к губам, приоткрыла рот. Что-то
  темное пролилось в чай из ее рта. Я пододвинул к ней тарелку с сырниками.
  Она посмотрела на них так, словно это были красивые речные камни. Опустив
  веки, она