красовались порой маленькие вазочки или тонкие
  бронзовые статуэтки, покрытые налетом пыли. Пете почему-то стало вдруг
  страшно в чужой, заполненной солнцем квартире, эта прозрачность, эта
  ясность показались ему вдруг признаками чего-то иного, чего он никогда не
  знал. Небо входило в окна сквозь стекло, как вода, проникающая в тонущий
  корабль, похоже было, что весь дом вот-вот накренится, птицы будут залетать
  в комнаты, пианино станет играть без рук, нежно катя шлифованные клавиши,
  откроются новые выходы в стенах, и за ними будут зеленеть юные рощи,
  просвечивая белизной берез, и жить тогда надо будет совсем не так, совсем
  по-иному, как жить Петю никто не учил.
   Пете показалось, что оно уже началось, наплывание неба, и Лидия
  Михайловна несомненно знала, что начнется, и потому именно ушла, он
  оглянулся через плечо, где оставлена была открытой дверь в коридор, и
  увидел, что Лидия Михайловна стоит на пороге и молча смотрит на него
  обычным своим ласковым взглядом, но от ее молчания и от самой неожиданности
  ее появления Петя чуть не вскрикнул, ему тут же стало стыдно, ведь он
  испугался невесть чего, тем более, что Лидия Михайловна улыбнулась и вошла
  в комнату, будто ничего и не произошло.
   - Ни у кого соли не было, - весело пожаловалась она. - Пришлось на
  первый этаж идти, к Песковым. Зато смотри, какую они мне дали, - она
  присела на стул и развернула на коленях сложенный газетный листок. Внутри
  была самая обычная поваренная соль, какой любила посыпать хлеб сестра
  Генки, того, что стал на ворота, а еще