даже не
  повернул в мою сторону головы, даже глаз не скосил, и мне пришлось
  отодвинуть его рукой, потому что иначе было трудно открыть дверь. Она
  лязгнула, я поднялся на ступеньку, мельком наблюдая за женщинами, стоящими
  в траве. Мать смотрела на меня, так тупо, что мне показалось, будто она
  ест, может быть даже траву вместе с остро пахнущими полевыми цветами.
   В автобусе было нечем дышать от жары и бензиновой вони. Места там было
  мало, везде сложены были какие-то доски, венки, много места занимал также
  сам гроб, а в углу ютилась еще какая-то маленькая старушка в черном платье
  с красными глазами, похоже, совершенно выжившая из ума. Она сидела в углу
  прямо на досках, как особенный черный венок, или как то самое погребальное
  чучело, которое часто виделось мне во сне, почему-то мне всегда казалось,
  что на похоронах обязательно должно быть чучело, очень это подходит к
  венкам, кто-то должен составлять компанию покойнику, кто-то заведомо
  неживой, о ком и плакать никто не станет.
   - Вы кто такая? - спросил я старушку.
   Она подавленно посмотрела на меня, сжав одну из своих морщинистых
  пожелтевших ручонок, словно хотела по-птичьи схватить неведомую ветку, и
  невнятно шамкнула беззубым ртом.
   - Вы кто такая? - я чуть не кричал от страдания. С меня было довольно. Я
  вошел сюда благодаря немилосердному зною, проделав длинный, тягостный путь
  под всесжигающим дыханием свирепого солнца, я прошел сюда как призрак, мимо
  этих людей, которые должны бы были меня убить, растерзать, но только тупо
  смотрели мне