была
  замечательная. В пустой комнате я наконец расслабился и стал вспоминать
  постепенно все, что когда-то играл. Меня всегда удивляла
  музыкально-механическая память: начнешь играть, собъешься, потом через
  какое-то время опять попробуешь, - и вдруг неприятное место осталось уже
  позади, пальцы играют сами по себе, как заводные, откуда они все это знают
  и помнят, как попасть на нужные ноты, когда они далеко и легато их не
  возьмешь, странно все это и замечательно! Совсем я забыл о времени, зачем
  тут торчу, зачем играю, а все же приятно. Может, кто-то даже слышит. Если
  бы мне сейчас сказали, что придется тут проиграть с ней целый месяц, я бы
  не поверил.
  
  Хлопнула дверь, послышались шаги, я остановился. За моей красавицей шел
  молодой человек с брюшком, во фраке и с букетом роз.
  
  - Здравствуйте, здравствуйте, маэстро, - шумно заговорил он, подходя к
  роялю, надувая щеки и усиленно улыбаясь, - мы вас тут уже заждались,
  расчитывали на пятницу, но раз уж такие обстоятельства, - он
  многозначительно взглянул на королеву, виновато поднял брови и снова
  растянул губы в улыбке, - то дирекция, принимая во внимание, и прочая, и
  прочая, перенесла ваш выход на два часа. Он положил розы на пюпитр.
  
  Я опустил голову в клавиши и молчал. Какой противный, болтливый тип!
  
  - А вы с ним действительно похожи как две капли воды, будто и ста лет не
  прошло, - подходя с другой стороны рояля, сказала баронесса.
  
  - Ну-ка, поднимитесь, поднимитесь, голубчик,