ее в небо око, не отражало в себе белые,
  бегущие мимо, облака.
   Почти целые дни Иероним Радшпиллер проводил в лодке, опуская в тихие
  воды на длинных, шелковых нитях блестящее металлическое яйцо-лот для
  измерения глубины озера.
   "Вероятно, он работает в каком-нибудь географическом обществе",
  -предполагали мы, когда, возвращаяесь вечером с уженья, проводили,
  собравшись вместе, еще несколько часов в библиотеке Радшпиллера, любезно
  предоставленной им в наше распоряжение.
   "Сегодня я случайно услыхал от старухи, разносящей письма в горах, что
  его считают бывшим монахом - говорят, что в юности он бичевал себя до крови
  каждую ночь и что его руки и спина сплошь покрыты рубцами, - сказал
  господин Финк, вмешиваясь в разговор, когда обмен наших мыслей снова стал
  вращаться вокруг Иеронима Радшпиллера, - однако почему же сегодня его так
  долго нет? Ведь уже давно было одиннадцать часов".
   "Теперь полнолуние, - сказал Джованни Брачческо и указал своей
  морщинистой рукой через открытое окно на полосу света, пересекавшую озеро,
  - мы легко можем увидеть его лодку, выглянув из окна".
   Затем, спустя одно мгновение, мы услышали шаги, поднимавшиеся по
  лестнице; однако, то был лишь ботаник Ешквид, который, столь поздно
  возвратясь из своей экскурсии, теперь вошел к нам в комнату.
   Он нес в руках растение, вышиной в человеческий рост, с цветами
  синевато-стального цвета.
   "Это самый крупный экземпляр данной породы, какой когда-либо был
  найден;