, тот должен взойти на вершину".
   Вот почему я никогда не схожу вниз, в долину. Я выздоровел; и если бы
  на меня обрушились чудеса всех ангельских миров, то я бы отбросил их от
  себя как презренный сор. Пусть лютик остается ядовитым лекарством для
  болеющих сердец и слабых в долинах - я буду жить здесь наверху и умру лицом
  к лицу с алмазно крепким закалом неизменных, необходимых велений природы,
  которые не в силах побороть никакие дьявольские чары. Я буду измерять моим
  лотом глубину, без цели, без желаний, радуясь словно дитя, довольствующееся
  игрою и еще не зараженное ложью о том, что жизнь будто бы имеет более
  глубокий смысл - буду измерять и измерять - а когда я добираюсь до дна, то
  в моей душе раздается торжествующий клич: везде я касаюсь земли - все той
  же земли - гордой земли, которая хладно отбрасывает в мировое пространство
  лицемерный свет солнца, земли, которая остается верна себе самой внутри и
  снаружи, как этот глобус, последнее жалкое наследие великого кардинала
  Напеллуса, остается глупым деревянным шаром извне и внутри.
   И каждый раз пасть озера вещает мне: на земной коре вырастают,
  взлелеянные солнцем, отвратительные яды, но ее глубь - пропасти и бездны -
  свободны от них и глубина чиста".
   На лице Радшпиллера появились от возбуждения лихорадочно яркие пятна и
  его красочная речь стала прерываться; страшная ненависть прорвалась наружу.
  "Если бы я мог выразить пожелание", - он сжал кулаки, - "то сказал бы, что
  хочу измерить