, обращенное к неофитам: "Кто будет
  поливать до конца мистическое растение своею кровью, того оно доведет до
  врат вечной жизни; но если само оно будет вырвано из земли, то
  кощунствующий увидит его лицом к лицу в образе смерти и дух его станет
  блуждать во тьме до прихода новой весны!" Куда же они девались - эти слова?
  Или они умерли? Я говорю вам - обетование тысячелетий разбилось об меня.
  Почему же он не приходит, тогда я мог ды плюнуть ему в лицо - этот кардинал
  Нап..." - внезапный хрип прервал последние слова Радшпиллера - он увидел
  голубой цветок, положенный вечером ботаником на подоконник, и пристально
  смотрел на него. Я хотел вскочить. Поспешить ему на помощь.
   Меня остановило восклицание Джованни Брачческо.
   Под иглою Ешкзида пожелтевшая пергаментная кора, покрывавшая глобус,
  отделилась, подобно тому, как падает кожа с переспелого плода, и перед нами
  лежал большой блестящий шар.
   А внутри - это было чудесное произведение искусства, - стояла,
  попавшая туда неведомо каким способом, фигура кардинала в мантии и шляпе -
  он держал в руке, словно зажженную свечу, пучок синевато-стальных
  пятилепестковых цветов.
   Потрясенный ужасом, я едва мог взглянуть на Радшпиллера. С побелевшими
  губами, мертвенно бледным лицом, он стоял у стены - прямо, неподвижно,
  подобно статуэтке в стеклянном шаре - держал в руке ядовитый голубой цветок
  и пристально смотрел на кардинала.
   Лишь блеск его глаз показывал, что он еще жив; мы же поняли, что