т до конца, а превращается в порывистый,
  бесцельный поступок. Она походит на торопящуюся вперед секундную стрелку
  часов, которая в своем ничтожестве воображает, что весь мир придет в
  смятение, если она не обежит свой циферблат три тысячи шестьсот раз по
  двенадцать в течение дня, нетерпеливо хочет размельчить время в пыль и не
  может дождаться, когда спокоцные часовые стрелки дадут своими длинными
  руками сигнал к бою.
   Нередко одержимость вырывает ее из по стели среди ночи и она будит
  прислугу: надо немедленно полить цветы в бесконечном ряде горшков, стоящих
  на подоконниках; ей неясно, почему это необходимо - довольно того, что они
  должны быть политы. Никто не решается ей противоречить, все умолкают, зная
  как безуспешно бороться мечом рассудка с блудящим огнем.
   Ни одно растение не может пустить корня, так как она их ежедневно
  пересаживает; птицы никогда не садятся на крышу замка - повинуясь темному
  скитальческом зову, они стаями носятся в небе, летают туда и сюда, взад и
  вперед, то превращаясь в точки, то становясь похожими на широкие, плоские,
  черные, колеблемые в воздухе руки. Даже в солнечных лучах чувствуется
  вечное дрожанье, так как вечно дует ветер и затмевает свет облаками; в
  листьях и ветках деревьев постоянно слышится шелест и движение - с утра до
  вечера и с вечера до утра - и никогда не созревают плоды - все цветы
  облетают уже в мае. Вся природа кругом больна непрерывной тревогой,
  господствующей в замке.
   Мейстер Леонгард