у, которая вызывала ассоциацию, увы, не со слоновой
  костью, а с никотином. Лицо морщинистое, помятое после сна. Не без
  неприязни Тодд про себя отметил, что у старика двухдневная щетина.
  "Выбритое лицо - это солнышко в пасмурный день", - любил говорить отец,
  брившийся и в будни, и по выходным.
   На Тодда настороженно смотрели глубоко запавшие, с красными
  прожилками глаза. И опять секундное разочарование: этот тип в самом деле
  похож на Альберта Эйнштейна и на Бориса Карлоффа, но еще больше - на
  старого замызганного пьяницу вроде тех, что околачиваются на станции.
   - Мальчик, - произнес он, - мне ничего не нужно. Прочитай, что там
  написано. Ты умеешь читать? Хотя, что я спрашиваю, все американские
  мальчики умеют читать. Так что постарайся впредь меня не беспокоить. Будь
  здоров.
   Он начал закрывать дверь.
   - Вы забыли свою газету, мистер Дюссандер, - сказал Тодд,
  предупредительно протягивая "Таймс".
   Дверь остановилась на полдороге. В глазах Курта Дюссандера
  промелькнула какая-то настороженность, озабоченность и тут же исчезла.
  Возможно, там был замешан и страх. Молодчина, здорово он овладел собой, и
  все же Тодд в третий раз испытал разочарование. Он не ждал от Дюссандера
  хорошей реакции... он ждал от Дюссандера БЛЕСТЯЩЕЙ реакции.
   "Слабак, - презрительно подумал Тодд. - Ну и слабак".
   Паукообразная рука просунулась в щель и ухватилась за другой