их было двое: либо один, либо другой. Он попробовал наложить
  реальные фигуры каждого на силуэт, но мешало пальто. Было невозможно
  отличить их одного от другого.
   А смерть подходила все ближе, окутывала его словно туман, поднявшись от
  ног к животу. Уже скоро.
   Он попытался представить все снова, воссоздать каждый миг в деталях.
  Дверь отворилась, темная фигура застыла, сверкнула вспышка...
   Справа от фигуры!
   - Херб! - вскричал он.
   Это не мог быть Эдди. У Эдди не работала правая рука: он не сумел бы ею
  ни поднять оружие, ни спустить курок. Это был Херб.
   Вместе с его криком - криком шепотом - туман развеялся, и фигура исчезла.
  Вновь вернулись изображение и звук, и он услышал песню Лизы Лайл. Это был
  последний номер программы. Уже почти девять - он сидит здесь раненый почти
  час.
   Лиза Лайл закончила, раздались слишком громкие аплодисменты, и он увидел
  себя целого и невредимого, улыбающегося и машущего публике в студии и этому
  Дону Дентону, лежащему дома в кресле.
   Он смотрел на свое изображение. Это был он! Он в шесть часов, за два часа
  до выстрела, - и он мог еще все изменить, задержать, предотвратить.
   Мечта и реальность, желание и факт, необходимость и правда причудливо
  мешались в его голове. Он сам уже был почти нереален, от него оставался лишь
  этот экранный двойник.
   И этого двойника следовало предостеречь.
   - Это Херб! - взывал Дентон. - Это Херб! Окружающий