уки, от которых я никак не мог добиться толку. Они выступали из
  гипсовой повязки, но не хотели меня слушаться. Застегнуть брюки было
  довольно сложно, справиться со шнурками еще сложнее, так что, когда я
  ослабил чертовы узлы на ботинках, голова уже разболелась на всю катушку. Я
  сел на стул у письменного стола и подождал несколько минут, пока не
  почувствовал себя немного лучше, а затем встал и продолжил одеваться.
   Надеть рубашку было невозможно, поэтому я влез в пижамную куртку, оставив
  болтаться пустым правый рукав и неловко застегнув пуговицы левой рукой.
   Я привез с собой маленький фонарик-карандаш и, прежде чем выйти из
  комнаты, запихнул его в карман брюк. Когда я наконец открыл дверь, было
  четверть шестого. Я одевался больше получаса.
   В коридоре горел свет. Я закрыл за собой дверь и постоял с минуту,
  прислушиваясь. Поздно ночью эхо стало приглушенным, затаилось, будто
  маленькая птичка, залетевшая на чердак.
   На этот раз я легко нашел лестницу. Там было пусто и тихо. Наверху и
  внизу горели лампы под круглыми стеклянными абажурами. Я вытащил карманный
  фонарик, включил его, неуклюже уселся на верхнюю ступеньку и тщательно
  осмотрел плинтус с обеих сторон. Слева я не увидел совсем ничего, а справа с
  трудом различил маленькое отверстие, где недавно был гвоздь или болт.
   Итак, мое предположение было верным. Он привязал что-то вроде проволоки
  или бечевки наверху лестницы, как раз на уровне