кто ничего не заметит.
   Миновав центр, мы попали в негритянский квартал: старые двухэтажные
  домишки с покосившимися балконами и смутным воспоминанием о том, что их
  когда-то красили, тощие, кожа да кости, грязные дети, бегающие стайками, -
  даже деревья с наполовину ободранной корой казались здесь тощими. Среди
  допотопных автомобилей, ржавеющих во дворах перед домами, я вдруг с
  удивлением увидел темно-голубой "фрейзер".
   Далее последовала полоса обшитых досками белых домов, принадлежавших
  белым владельцам, - я видел такие же из окна вагона - и затем мы подъехали к
  старому и некогда богатому району: на очень больших земельных участках
  стояли большие дома с башенками и остроконечными крышами, с высокими узкими
  окнами, обращенными на все стороны света. Правда, теперь лишь немногие из
  них принадлежали частным владельцам. В одном находилось похоронное бюро, в
  другом - приемные семи врачей, в третьем - монастырь.
   Дом 27 по Норт-Лорел был одним из этих мастодонтов - огромная, не
  правильной формы пруда серых камней в три этажа с полным набором окон и
  архитектурных каденций. Ограда из кованого железа отделяла растрескавшуюся
  мостовую от аккуратной лужайки.
   На доме не было вывески, указывающей на его нынешний статус, но водитель,
  очевидно, знал это здание. Он удивленно хрюкнул и произнес:
   - О, я и не подозревал, что вы имели в виду это место.
   - Цена возросла?
   - Возможно, - сказал он, снова разглядывая