кровати, я стал слушать: в доме была суматоха, хлопали двери, слышались шаги
  и голоса.
   Окликнув Катерину, я убедился, что ее нет в комнате. На меня напал страх.
   Босиком, в одной рубашке, я бросился в спальню матери. Там было много
  народа.
   Мать лежала без чувств на высоко приподнятых подушках, бледная, как ее
  белые наволочки и ночная кофта. На груди, на белом полотне, я заметил
  кровавые пятна. Отец наклонился над больной, а старый наш доктор вливал ей
  лекарство в рот.
   Кругом толпились испуганные слуги.
   Через несколько минут мать очнулась и боязливо осмотрела комнату.
   - Фреди, это ты, Фреди, ты прогнал его?
   - Кого его, моя дорогая?
   - Его, дедушку, не пускай его, не пускай!
   - Успокойся, милая, никого нет, дедушка умер, а ты видела сон.
   - Сон, да, сон, но как ясно, - пробормотала мать.
   - Нет, это не сон!... - снова заговорила она.
   - Правда, я уснула, но вдруг почувствовала, что кто-то вошел в комнату,
  лампада перед образом зашипела и погасла.
   - Нет. Быть может, она и раньше погасла, а это шипела змея. Не знаю... В
  комнате был полумрак, - продолжала больная после короткого перерыва, - но я
  ясно узнала его, деда. То же бархатное платье и золотая цепь, а главное, те
  же злые глаза, чуть-чуть отливающие кровью. Горбатый нос и сухие губы. Это
  был он и не он!
   - Полно, успокойся, - прервал ее отец.
   - Нет,