и, а барыня изволят сердиться.
   Петро проворчал что-то вроде "старого дьявола", и мы осторожно начали
  спускаться под гору.
   Я устал, Альф, до завтра.
   Твой Д.
  
  ПИСЬМО СЕДЬМОЕ
  
   Воспоминания, как рои потревоженных пчел, осаждают меня, и мне остается
  одно писать и писать.
   Итак, мы отправились с Петро в деревню.
   Петро, старый слуга нашего дома, обожал отца и меня, да и вообще любил
  всю нашу семью. Это был добрый, веселый старик, всегда готовый помогать мне
  во всех шалостях, достать ли птичье гнездо, смастерить ли удочку, принести
  ли живого зайца... В Петро я всегда находил усердного помощника.
   Но за последнее время Петро очень переменился: его уже не интересовали
  больше ни наши зайцы, ни ловля рыбы, ни даже молодой ворон с перебитым
  крылом, что подарил мне кучер.
   Петро молчал по целым часам, и только глаза его страшно бегали и как-то
  загорались злобой, когда он хотя издали видел проходившего старого слугу
  графа, привезшего гроб.
   Он что-то бормотал, и "старый дьявол" частенько срывался с его губ.
   Вся дворня знала ненависть старика к приезжему американцу, и всех это
  удивляло, так как добрее и обходительнее, чем Петро, не было человека в
  замке.
   Чем вызвал американец к себе ненависть - трудно сказать. Он был так тих и
  так непритязателен. Все время он проводил или в своей сторожке, которую
  исправил,