елькали и
  нос, и губы, а все вместе напоминало американского слугу.
  
  ***
  
   Я не догадался тотчас же броситься к стене хмеля, а когда сообразил, то
  там никого уже не было. Американец сидел на крыльце своей сторожки.
   Теперь мне предстоит перейти к заключительным ужасным дням, но я прямо
  чувствую себя не в силах сделать это сегодня, итак, до завтра или вернее до
  следующего раза.
   Твой Д.
  
  ПИСЬМО ДЕВЯТОЕ
  
   "Вот видишь, милый Альф, я делаюсь аккуратным и пишу тебе на другой же
  день. Это оттого, что радость моя так велика, что один я не могу ее вместить
  в себя!
   Представь, я богат, несметно богат!
   Сегодня утром ко мне явился Петро, старый слуга отца и бывший мой дядька:
  он передал мне книгу вкладов в банки. Оказывается, отец жил последние годы
  совсем отшельником, и вклады сильно возросли. Более миллиона флоринов лежит
  в Венеции! Как это тебе покажется!
   Кроме того, он принес шкатулку с драгоценностями моей матери. Если не
  считать особенного гребня, то вещи по красоте и стоимости не уступают
  знаменитой шкатулке римской императрицы.
   Жемчуга и камни наилучшего качества.
   Перебирая их, я вспомнил об ожерелье со змеиной головой и спросил о нем у
  Петро.
   Он сильно побледнел, странно покосился на меня и ответил, что такого
  ожерелья не было.
   Когда я стал настаивать и вспоминать, он резко меня оборвал и спросил:
   -