ятие и пойти
  поработать уборщиком в ресторанчик где-нибудь на окраине. До
  тех пор, пока время его не догонит.
   Это было длинное и безумно нудное зрелище. Герой, тупой и
  слащавый до ломоты в зубах тип, пытался женить на себе героиню,
  произносил длинные напыщенные монологи и бил себя в грудь,
  заливаясь слезами.
   Сэм заскучал и к концу первого действия благополучно
  погрузился в сон. И, если учесть, что спектакль закончился
  около одиннадцати, он успел хорошо отдохнуть. Аплодисменты были
  жиденькими, и выходящие на поклон артисты имели жалкий вид.
   Выбравшись на улицу, Сэм зевнул украдкой, закрывая ладонью
  рот, повернулся к Молли и преувеличенно бодро заявил:
   -- Да. Мне понравилось. -- Он покосился на Молли и
  заметил, как она улыбнулась. -- Хорошая постановка. Смотрел не
  отрываясь.
   -- Я уж почувствовала. -- В тон ему ответила девушка.
  --Дайне только я. Твой храп раздавался по всей ложе.
   Сэм развел руками, что должно было означать: "Каюсь.
  Каюсь".
   -- Что там слышно про мои работы? -- Продолжала Молли.
   -- Твое имя упоминалось шесть раз. -- Ответил он, вспомнив
  заметку в "Нью-Йорк тайме".
   -- Шесть раз упоминалось. А что говорилось-то? Серьезно. Я
  собираюсь выставить еще две работы, а "Нью-Йорк тайме" -- очень
  серьезная газета.
   -- Молли, то, что пишет "Нью-Йорк тайме" -- ерунда.