еперь припеваючи.
   На свободе. Они имели то, о чем полковник не мог и мечтать, и даже сама
  свобода их была многогранней и шире, чем его собственная. Страна
  потихоньку становилась достоянием негодяев, и все, что он безусловно мог
  поставить на свой счет - это шесть смертных приговоров, приведенных в
  исполнение, поделам, которые он вел. Еще три были отменены Верховным
  Судом. Что ж, его матч был близок к завершению, и результат сомнений не
  вызывал - поражение...
   В приступе иппохондрип Елизаров угрюмо смотрел на человека,
  переступившего порог его кабинета.
   Пять минут назад позвонил дежурный и доложил, что некий посетитель
  хочет видеть следователя, занимающегося вчерашним убийством на Дмитровке.
   У Елизарова как раз случилось свободных полчаса, и он решил принять
  гражданина сам, тем более что Ямпольский с утра укатил на Кубинку - именно
  там в одной из воинских частей полгода назад был похищен "Макаров",
  найденный возле трупа.
   Вошедший поздоровался низким, слегка усталым голосом и сел на
  предложенный полковником стул.
   Опытный взгляд Елизарова в три секунды ощупал фигуру посетителя. Лет
  тридцать пять - тридцать семь. Высокий, около ста восьмидесяти пяти.
  Худощав, спортивен. Черты лица резкие, лоб высокий, небольшие залысины.
  Летний светло-серый костюм стандартного покроя, солнечные очки в тонкой
  оправе белого металла. Никаких бросающихся в глаза деталей... Елизаров
  почти не удивился, когда