о всех окнах первого и второго этажей. Третий этаж
  был еще недостроен.
   Осторожно ступая по настилу из досок, светлых от подтеков цементного
  раствора, Степанов обошел коттедж и углубился в старый запущенный сад, в
  глубине которого тепло светились небольшие окошки аккуратного бревенчатого
  домика.
   С трудом продравшись сквозь густые колючие заросли малины и кустов
  крыжовника, капитан поднялся на невысокое крыльцо и трижды постучал.
   - Давай, давай! - донесся до Степанова грубый хриплый голос. - Заходи,
  не стесняйся!
   Единственная комната домика была завалена телогрейками, сапогами,
  каким-то строительным инвентарем. За грубым дощатым столом с керосиновой
  лампой посредине сидел огромный мужик с абсолютно лысой головой и
  маленькими злобными глазками, остро посверкивающими из-под массивных
  надбровных дуг. Он был в черной облегающей майке, выгодно подчеркивающей
  рельеф слегка оплывших массивных мышц. На правом плече можно было заметить
  искусную трехцветную татуировку - противного обличия змей душил в своих
  кольцах статую Свободы.
   - Ну и рожа у тебя. Питон! - заметил Степанов, присаживаясь к столу. -
  С каждым годом все страшнее.
   Детина ухмыльнулся миролюбиво.
   - Не родись красивым, а родись... неглупым! - Он звучно похлопал себя
  по тускло блестящему черепу.
   - Извилину не повреди! - обеспокоенным тоном воскликнул капитан. -
  Выпрямишь ненароком.
   - Шутки все шутишь, Миша? Видал, какую