вое имущество, смачно
  сплюнул мимо кособокой урны на убогий газончик и не спеша побрел по
  пустынной улице. Судя по тому, что походка его была несколько нетвердой, а
  игривая популярная мелодия, которую он, отчаянно фальшивя, пытался
  насвистывать, прерывалась громкой икотой, он был весьма навеселе и в
  хорошем настроении.
   Время было позднее, уже зажглись фонари. Низкая плотная облачность,
  придавившая город, обещала близкую грозу. Неподвижная в сырой духоте
  листва деревьев была по-осеннему вялой. Свет фар редких автомобилей
  казался тусклым в дымке смога.
   - Прямо Бомбей какой-то! - пробормотал мужчина, вытирая взмокший лоб
  тыльной стороной ладони. - "И ты меня забудешь скоро, и я не буду думать,
  вольный, о милой девочке, с которой мне было нестерпимо больно".
   Эта попытка "бельканто" вновь прервалась шумной икотой. Пару минут он
  шагал молча, стараясь восстановить дипломатические отношения с собственной
  пищеварительной системой и мучительно вспоминая имя женоподобного
  исполнителя шлягера, Бог весть почему застрявшего в мозгу.
   - Ю-ли-ан! - наконец произнес он. - Позу надо менять, если нестерпимо
  больно! Ей-богу, Добронравову напишу!
   Эта сомнительная шутка так развеселила его, что в припадке пьяного
  хохота он вновь уронил папку на асфальт. Присев на корточки, он извлек из
  папки книгу в пестрой глянцевой обложке, и держа ее на вытянутой руке,
  несколько секунд критически рассматривал в холодном