равили бы обратно в палату. От сидящих исходила такая угроза, что Глебу Дмитриевичу захотелось спрятаться, стать невидимкой...
   И, опять неожиданно для себя самого, Пономарь понял, что он невидим!
   Он неловко переступил с ноги на ногу, один из охранников моментально среагировал на шум и обернулся. Внимательно посмотрев на беглеца, он повернулся обратно и вполголоса продолжил беседу.
   Понимая, что такое состояние не может продлиться вечно, да и от безвыходности положения, в которое он себя загнал, Пономарь смело прошёл мимо мужиков с автоматами. Приоткрыл входную дверь, вышел в тамбур и медленно притворил её за собой. Прислушался. Голоса продолжали бубнить, реакции на то, что мимо только что прошёл незнакомец не последовало.
   Облегчённо вздохнув, Пономарь потуже натянул на голову ондатровую шапку и вышел на улицу. Но не успел он сделать первый вдох ледяного воздуха, как послышался скрип снега. Повернувшись на звук, Глеб Дмитриевич увидел несущуюся на него огромную собаку. Та бежала почти беззвучно. Лишь удары лап по снегу позволили беглецу обнаружить присутствие опасного животного.
   Пар вырывался из пасти собаки, и с каждым мгновением она была всё ближе.
   - Я же свой... - Пролепетал Пономарь. И опять что-то невидимое изменилось.
   Собака прыгнула на беглеца, но не вцепилась зубами в его глотку, а стала, радостно поскуливая, вылизывать шершавым языком его щёки и нос.
   - Хватит, хватит... - Взмолился Глеб Дмитриевич. - Хорошая собачка. Хорошая...
   Пёс опустился на все четыре лапы, потом сел, преданно всматриваясь в лицо Пономаря.
   - Где здесь выход? Ты мне покажешь?
   Почти по человечески зевнув, овчар поднялся и потрусил куда-то вперед. Через три шага он повернул голову, чтобы убедиться, что беглец следует за ним.
   Собака привела Харитоньевского к калитке в ограде из металлических прутьев. За ней виднелась