и почти никогда, не пересекались. Райцентр был почти сплошь застроен старыми домишками, и лишь кое-где торчали обшарпанные блочные пятиэтажки. В почтенном же академическом поселке добротные двух-трехэтажные дачи, многие из которых были выстроены руками немецких военнопленных, скромно прятались за высокими зелеными заборами в глубине поросших вековыми соснами огромных участков. В них шла своя, чинная, по-старомосковски неторопливая жизнь.
   Иметь дачу в Алпатово было на Москве весьма и весьма престижно - до него было всего каких-то тридцать пять километров от кольцевой дороги. Полчаса езды на персональном "ЗИМе" или - в более поздние времена - на отливающей черным лаком "Волге".
   Итак, машина с братьями подъехала к вытертым гранитным ступеням парадного крыльца и остановилась, устало присев на изношенных амортизаторах. По бокам крыльцо стерегли два мраморных льва. Морды у зверюг были изрядно потрачены временем, что придавало каменным стражам жалостное и даже слегка обиженное выражение. Высокие двустворчатые двери были распахнуты настежь. Но в открытых окнах и возле дома - никого: ни детей, ни взрослых.
   Шофер протяжно посигналил.
   Послышались шаркающие шаги, и на крыльце, приставив руку ко лбу козырьком (солнце светило как раз в сторону входа), появилась пожилая худенькая женщина в аккуратном белом халате и такой же белой шапочке на седоватых волосах. Она увидела машину, лица братьев за стеклом и тут же, всплеснув руками, не дав сказать вылезающей из машины сопровождающей ни слова, воскликнула:
   - Приехали! Ну, слава Богу, добрались! А то мы уж совсем заждались.
   Она повернулась и закричала в глубь здания:
   - Николай Сергеич, Николай Сергеич!..
   - Иду, иду, милейшая Наталья Алексеевна! - отозвался из темной глубины дома звучный, веселый, хорошо поставленный баритон.
   Кудрявая тетка, наконец, сползла с сиденья, открыла заднюю дверь "Волги" и выудила Кирилла и Филиппа из душного брюха