икапа. Братья, по-прежнему крепко держась за руки, остановились возле нижней ступени и, задрав головы, уставились на черный дверной проем, скрывающий таинственного обладателя звучного баритона.
   - Это директор наш, товарищ Бутурлин, - пояснила Наталья Алексеевна сопровождающей.
   - Да-да, - быстро откликнулась та. - Я его знаю. Умнейший, образованнейший человек наш товарищ Бутурлин.
   Братья молчали.
   Судя по четким шагам и громко, без слов напеваемой арии из "Лоэнгрина", товарищ Бутурлин приближался.
   Звонкое "ту-ру-ру" приблизилось, скрипнули половицы паркета, и на пороге дома появился нестарый еще, лет пятидесяти высокий человек. На нем была светло-синяя рубашка, аккуратно заправленная в белые полотняные брюки, и легкие замшевые туфли. Несмотря на жаркий день, на шее у него был аккуратно повязан голубой узкий галстук в тон рубашке. В рукава рубашки были вдеты изящные золотые запонки с небольшими сапфирами.
   И глаза у человека были под стать сапфирам - ярко-синие, блестящие и - как показалось братьям - очень строгие, даже грозные. У человека были пшеничного цвета, выгоревшие на солнце волосы и тонкая полоска таких же светлых усов над твердой линией рта.
   В руках человек держал чучело какого-то небольшого животного и платяную щетку.
   - Вот, Николай Сергеевич, новеньких привезли. Что же... - начала было женщина в белом халате.
   Нетерпеливым жестом Николай Сергеевич остановил Наталью Алексеевну. Неторопливо спустился по ступеням и присел перед братьями на корточки. Они молча смотрели на директора. Он молча разглядывал их.
   Братья не были близнецами: старший, Кирилл, был посветлее, Филипп потемнее. У Кирилла глаза были совершенно серые, у Филиппа - серые с золотисто-коричневатыми крапинками. К тому же старший, Кирилл, был чуть выше ростом. Братья были похожи, но не более.
   Одинаковым у братьев было лишь выражение глаз. И еще у Кирилла и Филиппа были одинаковые родимые пятна