е же
  беленькие и мягкие, как бедра у Мери Руф Кеннон". У него самого ладони были
  большие и мозолистые, покрытые многочисленными ссадинами и шрамами после
  десяти лет работы на ранчо.
   Голос Долли Партон постепенно затих. На диск опустилась новая
  пластинка, некоторое время шипела, как будто горячий жир на сковородке,
  потом Вейлон Дженнингс запел о том, как он отправится в Люкенбич, штат
  Техас. Метти крикнул Лучи, заказывая новую бутылку "Одинокой звезды" и
  свежую пачку "Мальборо".
   Альбинос выпил свое пиво и сидел, глядя некоторое время на кружку. Он
  начал слегка улыбаться сам себе, словно вспомнил какой-то анекдот, но
  улыбка была жуткой и холодной, и Лучи повел зябко плечами, когда случайно
  взгляд его упал на лицо альбиноса, альбинос развернулся на своем табурете,
  отвел назад руку с кружкой и запустил ею прямо в музыкальный автомат.
  Цветное стекло и пластик полетели во все стороны с таким грохотом, словно
  одновременно выпалила дюжина ружей. Голос Вейлона Дженнингса перешел в
  пронзительный фальцет, потом прогрохотал басом, словно диск проигрывателя
  сошел с ума. Замигали лампочки, пластинка окончательно остановилась. В баре
  повисла мертвая тишина, нарушаемая лишь позвякиванием осколков стекла,
  падавших на пол.
   Лучи поднял голову от кружки с пивом, которую он наполнил для Метти.
  Он уставился на искалеченный джу-бокс. "Мадре де диос! - подумал он. - Эта
  штука обошлась мне пять лет назад в триста долларов!". Потом он повернулся
  к альбиносу,