иморе, где Дэвид родился и вырос, теперь не узнал бы
  его, разве что по глазам: Мур помолодел, словно стряхнул с себя
  несколько лет. На островах он стал совершенно другим человеком;
  остался в прошлом подающий надежды молодой клерк, подвизавшийся в
  банке своего отца, владелец скромного, но дорогого дома в самом
  престижном районе Балтиморы, отец семейства, состоявшего из его
  жены Бев и восьмилетнего Брайана, отчаянно стремившийся стать
  членом загородного клуба "Амстердам хиллз", хозяин великолепной
  парусной яхты с палубой из тикового дерева, сделанной по особому
  заказу одной канадской фирмой, яхты, которую они с Бев после
  соответствующей церемонии с шампанским и прочим окрестили
  "Баловнем судьбы". В те дни он только и делал, что, одетый "по форме" -
  непременно в темно-синий или серый костюм с полосатым галстуком, -
  чувствуя непреходящую неловкость и подавляя зевоту, безмолвно
  присутствовал на деловых обедах или совещаниях в обшитых дубовыми
  панелями комнатах...
   Мур сунул ноги в черные ласты, привязал к правой щиколотке
  чехол с ножом и затянул на талии тяжелый ремень. Надев резиновые
  перчатки, прополоскал маску в морской воде, тщательно протер стекло,
  чтобы не запотевало, и снова прополоскал. Он надел маску, зажал в
  зубах мундштук дыхательной трубки и легким движением перебросил
  тело через планшир.
   Внизу, в огромном пространстве с ярко-синими стенами, по
  которым струился солнечный