показались бы ей полными прелести, если бы ее туда заключили вместе с
  Леоном.
   Между тем поезд все шел; англичанин читал свою греческую книгу, не
  оборачиваясь к спутникам, которые разговаривали так тихо, как умеют
  шептаться только любовники. Читатель, быть может, не особенно удивится,
  если я ему открою, что они и были любовниками в полном смысле этого слова.
  Прискорбно то, что они не были повенчаны, но к этому имелись серьезные
  препятствия.
   Поезд подошел к N. Англичанин вышел первым. Покуда Леон помогал своей
  спутнице выйти из вагона так, чтобы не видно было ее ножек, какой-то
  человек "выскочил на платформу из соседнего купе. Он был бледен, даже
  желт, с впалыми, налитыми кровью глазами, плохо выбрит - признак, по
  которому часто можно узнать большого преступника. Платье у него было
  чистое, но крайне изношенное. Его сюртук, когда-то черный, а теперь серый
  на спине и на локтях, был застегнут до самого верха, вероятно, для того,
  чтобы не видно было жилета, еще более вытертого. Он подошел к англичанину
  и смиренно начал:
   - Uncle!.. [дядюшка (англ.)]
   - Leave me al0ne, y0u wretch! [Оставь меня в покое, негодяй! (англ.)] -
  закричал англичанин, и серые глаза его загорелись гневом.
   Он направился к выходу.
   - D0n't drive me t0 despair [не доводите меня до отчаяния (англ.)], -
  продолжал другой голосом жалобным и в то же время почти угрожающим.
   - Присмотрите, пожалуйста, одну минуту за моими вещами, - сказал