из нас:
   "За сам рассказ, а не за того, кто его рассказывает".
   Мы выпили за это.
   Чуть позднее собравшиеся стали расходиться. Было не слишком поздно,
  по крайней мере, еще не полночь, но, когда вам шестой десяток, поздно
  наступает все раньше и раньше. Я увидел Уотерхауза, надевающего пальто с
  помощью Стивенса, и решил, что мне тоже пора уходить. Мне показалось
  странным, что Уотерхауз может удалиться, не сказав мне хотя бы одного
  слова на прощанье (и было похоже, что именно так он и поступит; ведь
  если бы я возвратился из библиотеки, где ставил взятую мною книгу на
  место, сорока секундами позже, он бы уже ушел), хотя это было бы не
  более странным, чем многое другое что я увидел за этот вечер.
   Я вышел из клуба сразу вслед за ним, и Уотерхауз огляделся вокруг,
  как будто был удивлен, увидев меня, или испуган, как человек, очнувшийся
  от дремоты. "Поедем в такси вместе?" - спросил он, как будто бы мы
  только случайно встретились на этой пустынной, продуваемой ветром улице.
  "Спасибо", - ответил я. Но слова означали много больше, чем простая
  благодарность за предложение поехать в одном такси, и я надеялся, что по
  моему тону было легко догадаться об этом. Но он кивнул так, словно я не
  имел в виду ничего другого. Машина с зажженным огоньком медленно ехала
  вдоль улицы - похоже, таким людям, как Уотерхауз, везло с такси даже в
  такие ужасно холодные и снежные ночи в Нью-Йорке, когда вы готовы
  поклясться, что на всем острове Манхетен не