найдется ни одной свободной
  машины.
   В спасительном тепле машины, под размеренные щелчки счетчика,
  отмеряющего наш путь, я сказал ему, как мне понравился его рассказ. Я не
  помнил, чтобы я так сильно и непосредственно смеялся с тех пор, как мне
  минуло восемнадцать, и я не льстил ему, это было правдой.
   "Да? Как мило с вашей стороны сказать мне об этом". Его голос был
  холодно-вежлив. Я упал духом, чувствуя, как зарделись мои щеки. Вовсе не
  всегда обязательно слышать хлопок, чтобы знать, что дверь закрылась.
   Когда такси подъехало к тротуару у моего дома, я вновь поблагодарил
  его, и на этот раз он проявил чуть больше теплоты. "Хорошо, что вы
  пришли по первому же приглашению, - сказа он. - Приходите еще, если
  захотите. Не ждите приглашения, мы не любим церемоний в 249Б. Четверги
  лучше всего подходят для историй, но клуб открыт каждый вечер".
   Я должен буду вступить в его члены?
   Вопрос был у меня на кончике языка. Я хотел задать его, мне казалось
  необходимо спросить об этом. Я обдумывал его, мысленно произносил (по
  своей адвокатской привычке), чтобы услышать, как он звучит, но в этот
  момент Уотерхауз сказал таксисту, чтобы он ехал. Такси тронулось, а я
  стоял на тротуаре, полы моего пальто бились о мои колени, и думал: "Он
  знал, что я собираюсь спросить его об этом, он знал это и специально
  сказал водителю, чтобы тот трогал, а я не успел задать вопрос". Затем я
  сказал себе, что это абсурд или паранойя. И это действительно так. Но