екабря этого года я надел
  свой твидовый пиджак и темно-коричневые брюки и стал искать
  темно-красный галстук. Я помню, что ощущал свое сердцебиение более
  отчетливо, чем обычно.
   "Джордж Уотерхауз наконец-то сломался и позвал тебя? - просили Эллен.
  - Назад в стойло к остальным старым шовинистам?"
   "Да, ты права", - сказал я, сознавая, что я солгал ей, наверное,
  впервые по крайней мере за последние двенадцать лет. Я вспомнил также,
  что после нашей первой встречи она спросила меня, на что похожа ложь.
  Старые люди, рассказывающие о войне, ответил я тогда.
   "Ну что ж, может быть действительно это обещает твое продвижение",
  -заметила она, хотя и без особой надежды. К ее чести она сказала это и
  без особой горечи.
   "Случались и более невероятные вещи", - подытожил я и поцеловал ее на
  прощание.
   "Ну-ну",- сказала она, когда я выходил на улицу.
   В эту ночь поездка в такси показалась мне слишком долгой. Вечер
  выдался холодный и звездный. Машина была огромной, и я чувствовал себя
  маленьким мальчиком, впервые попавшим в большой город. Меня охватило
  возбуждение, когда такси остановилось перед коричневым зданием клуба.
   Такие чувства незаметно перестают посещать нас с возрастом, но,
  ощутив их вновь, вы испытываете удивление, наподобие человека, нашедшего
  один или два темных волоса в расческе спустя много лет после того, как
  полностью поседел.
   Я расплатился с таксистом и направился к четырем ступенькам, ведущим
  к двери.