рга и теорий маоизма перемежалось философскими
  размышлениями о Боге и Природе. Он говорил о сожжении призывных повесток и
  массовых маршах против Вьетнамской войны. Когда он описывал вонь и жжение
  слезоточивого газа, у Лауры даже глаза слезились и в горле скребло.
  Описываемое им время, когда поставившие себя вне закона коммуны бились за
  общее дело мира, казалось романтичным и безвозвратно ушедшим. Но Лаура,
  оглядываясь назад, видела, что борьбы за власть между различными фракциями
  бунтовщиков было не меньше, чем между протестующими и благополучным
  обществом. В ретроспективе эта эра была не столь романтична, сколь трагична.
  Лаура думала о ней, как о последнем вопле цивилизации перед наступлением
  Темных Веков.
   Марк Треггс говорил об Эби Хоффмане, Си-Ди-Эс, Алтамонте, движении
  цветов, чикагской семерке, Чарльзе Мэнсоне и "Белом альбоме", "Черных
  Пантерах" и конце Вьетнамской войны. Чем дальше, тем путанее и беспорядочнее
  становился его стиль, словно у него кончался пар, и голос его дрожал, как
  дрожали голоса поколения любви. Где-то в середине он призывал к организации
  бездомных и восстанию против власти большого бизнеса и Пентагона. Символ
  Соединенных Штатов - больше не американский флаг, говорил он, это знак
  доллара на фоне поля могильных крестов. Он защищал демонстрации против
  компаний кредитных карт и телепроповедников. По мнению Треггса, они были
  помощниками в оболванивании Америки;