на здешней мове
  именовалась Хыйкалу. Интересно было бы приписать вместо "ы" другую гласную,
  более подходившую к его настроению, да и ко всей этой "державе", в одночасье
  сляпанной на живую нитку потомками немецких пастухов и золотарей (других-то
  должностей немцы в старину этому племени не особенно и доверяли). Увы, меж
  нашими желаниями и возможностями - громадная пропасть...
   Небольшая вывеска гласила, что здесь размещается "юбелирус варстатус" -
  вообще-то, здешнее наречие не столь заумно, как кажется, ибо наполовину
  построено на заимствованиях из немецко-польско-русского. Ничего странного, у
  них до прошлого века и письменности-то своей не имелось. Одним словом,
  Шарикас изъясняется вполне понятно: "Тяфс! Тяфс!"
   Он вошел. Над головой мелодично звякнул колокольчик. Пожилой владелец
  невеликого заведения сразу его узнал, по глазам видно, но все равно
  потребовал квитанцию и вдумчиво ее изучил - хорошо еще, не стал
  притворяться, будто русского не понимает совершенно. Положив квитанцию перед
  собой на стеклянный прилавок, воздел глаза к потолку и озабоченно пошевелил
  губами - держал марку, жулик старый, изображал из себя хозяина солидной
  мастерской, где серьезных заказов скопилось столько, что не мудрено и забыть
  недавнего посетителя.
   - Ну? - в конце концов спросил Костя, не выдержав затянувшейся паузы.
   - Ах да, да... - Пожилой с видом мгновенного озарения полез в стол,
  извлек небольшой пакетик из плотной, непрозрачной бумаги.