лова "маваси", "маягири" и "кавасаки", а также к месту и не к месту восклицали: "Кья!"...
   Каратистов охотно били все - не признающая никаких правил шпана, спортсмены, прошедшие соленую школу изматывающих тренировок и настоящего, Большого спорта, уголовники, испытавшие на своей шкуре кровавое месиво лагерных разборок, а также случайные прохожие, если каратисты невзначай проходили мимо пьяной уличдой драки...
   Не били их только каратисты из соперничающих группировок, тут их схватки заканчивались вничью, бригадиры, с удовольствием понаблюдав за мельканием рук и ног и послушав звонкую японскую речь, растаскивали бойцов по машинам и оставались перетирать свои дела один на один, потому как на серьезные разборки каратистов не брали, от греха подальше отсылая их куда-нибудь за город, шашлыки готовить например, что, впрочем, у тех получалось не очень здорово - не японская все ж таки пища...
   Когда Кастет заявил о своем желании уволиться из "Скипетра", его вызвал к себе авторитет, как понял Леха, один тех людей, что стояли во главе колдобинцев. На роскошном джипе Леху отвезли в гостиницу "Пулковская", где обычно обедал авторитет, отвели в отдельный кабинет и оставили один на один с немолодым уже мужчиной в дорогом, похоже, шитом на заказ, костюме. Мужчина в одиночестве сидел за столом, накрытом, судя по всему, на двоих.
   - Садись, покушай, - сказал он Кастету.
   Леха замялся, он готовился к непростому разговору, может быть - даже к драке, а тут вроде как старый друг приглашает его к столу.
   - Да я не голоден, - выдавил он из себя.
   - Сразу видно, не из наших ты, - одними губами улыбнулся мужчина.
   Грубое, словно плохо обработанное, лицо оставалось неподвижным, звериные глаза внимательно изучали Кастета.
   - Знал бы, сколько людей мечтают даже не пообедать, а просто посидеть со мной за одним столом, а он - не голоден!
   Он еще раз