вопросы отвечали коротко - помер он.
   - Когда в стране бардак начался? - снова спросил Дядя Федя и сам же ответил:
   - Как Сталин помер, батюшка наш незабвенный. Зверь он, конечно, был, зверь, каких поискать, но порядок в стране блюл, потому что людишек в страхе держать надо, а страх - он и уважение дает и любовь всенародную... Вот ты, Гена, скажи, ты ментов боишься?.. Лыбишься, и правильно делаешь, что лыбишься, потому что никто их не боится, кроме бабушек-пенсионерок, а в наше время ментов боялись. Боялись и оттого уважали. А теперь простой человек боится, что на улице отморозок какой-нибудь до него докопается, деньги отберет, разденет, а то и на пику посадит, и управы на того отморозка не наищешъся. Дома человек тоже боится, что приедет чечен обкуренный и подорвет этот дом к чертовой матери, вместе со стариками, бабами и детишками малыми... Вот вы думаете, небось, чего это Дядя Федя старину вспоминает, да о прежних годах кручинится, а того - что прежде закон был и порядок, закон, что на бумаге записан, и закон, что внутри каждого. У кого этот закон внутренний верой во Христа назывался, у кого совестью, а у кого и просто страхом, но он был - закон внутри каждого человека, а теперь нет этого ничего, пустое место, а не совесть и вера, а на пустом месте, как известно, только сорняк и может вырасти... Вот думал я, думал и понял, что, кроме нас, воров, больше и нет никого, кто бы закон внутри себя сохранял и по этому закону жил...
   Старик тяжело опустился на свое место за столом, положил на полированную крышку узловатые руки, посмотрел на них, пошевелили изуродованным болезнью пальцами и спросил:
   - Гена, сколько, по-твоему, я этими руками сейфов вскрыл ?
   - Не знаю, удивился Есаул, много, наверное...
   - Сто восемьдесят три, - тихо сказал старик, - сто восемьдесят три сейфа, о которых менты знают, что это точно я, да еще десятка три накинь,