необычную для себя рань - в десять утра.
   Был в мундире, что тоже непривычно. Свеж, подтянут и лихорадочно весел.
   - Проходи, Юрий Васильевич, садись. Коньячку, может? Нет? Правильно - день впереди. А у меня радость, Васильич, не могу с другом не поделиться! Звонили мне сегодня из Москвы, - он поднял глаза к потолку, - домой звонили, понимаешь!
   Есть шанс, очень большой шанс, что заберут меня туда. Толчок только нужен, дело громкое, и я - в министерстве, а то и...
   Исаев откинулся на спинку не по-служебному комфортного кресла и картинно прикрыл ладонью глаза.
   - Если бы ты знал, Васильич, кто мне звонил... Понимаешь, ОН сам мне позвонил домой! Тебя я, конечно, с собой заберу, хватит в Питере гнить. Звание внеочередное дадим, давно уж из майоров-то вырос, не мальчик - с одной звездой ходить! Но - нужно дело, громкое раскрытое дело. Организуешь?!
   Богданов пожал плечами.
   - Ладно, не тороплю, подумай. Но и тянуть особо нельзя, ОН так и сказал - долго не тяни!..
   Исаев еще помолчал, потрясенный собственным лучезарным будущим, потом со вздохом вернулся на грешную питерскую землю.
   - Что там у нас? - словечко "нас" выделил особо.
   - У нас, Виктор Павлович, - Богданов тоже выделил "нас", но совсем другим голосом, - дела обстоят следующим образом. Ладыгина взяли на стоянке, к машине своей пришел. Отвезли на квартиру, на Восьмой Советской. Работали аккуратно, химией, сначала молчал, когда дозу увеличили - заговорил, но недолго. Помер, сердце не выдержало. Врач сказал, что пил, наверное, вчера, а с алкоголем эта самая химия никак не совместима. Рапорт предоставлю.
   - Сказал что-нибудь? Имена называл?
   - Называл. Костюкова поминал, хозяина квартиры. Наташку, девчонку, с которой пили, и какого-то Петьку. Что за Петька - разбираемся.
   - Хорошо. Ищите Петьку, да побыстрей, понял, что у нас впереди? И, знаешь что, не