кого-то дела. Это не пришло
  в голову и Хейлу, смотревшему, как проезжал полисмен; он не мог обратиться
  к нему за помощью. На краю тротуара стоял человек, продававший с подноса
  разную мелочь; у него не хватало почти половины тела - ноги, руки и плеча;
  и красивая лошадь, проходя мимо, деликатно отвернулась, как вдовствующая
  императрица.
   - Шнурки для ботинок, - безнадежным тоном сказал Хейлу инвалид. -
  Спички. - Хейл не слушал его. - Лезвия для бритв.
   Хейл прошел мимо, и слова эти прочно засели в его мозгу: они вызвали
  мысль о ране от тонкого лезвия и об острой боли в момент агонии. Так был
  убит Кайт.
   На улице, на расстоянии двадцати ярдов, он увидел Кьюбита. Кьюбит был
  крупный мужчина с рыжими волосами, подстриженными ежиком, весь в
  веснушках. Он заметил Хейла, но не подал вида, что узнал его, и продолжал
  стоять, небрежно прислонившись к почтовому ящику и наблюдая. Подошел
  почтальон, чтобы вынуть письма, и Кьюбит отодвинулся от ящика. Хейл видел,
  как он шутил с почтальоном, как почтальон смеялся, наполняя свой мешок, а
  Кьюбит все время смотрел не на него, а на дорогу, ожидая Хейла. Хейл точно
  знал, что он будет делать дальше; он знал всю эту компанию; Кьюбит
  медлительный и всегда держится с ним по-приятельски. Он просто возьмет
  Хейла под руку и потащит его куда захочет.
   Но, как и прежде, его не покидало чувство отчаянной гордости, гордости,
  которую он поддерживал в себе рассудком.